Моя Сербия

Новости

События Сербской Православной Церкви События Русской Православной Церкви Вест на српском језику

Епископ Бачский Ириней: вмешательство Патриарха Варфоломея на Украине распространило раскол почти на все Православие

Об этом иерарх Сербской Православной Церкви епископ Бачский Ириней упомянул в интервью газете «Политика» (Сербия).

– Имеются ли основания для опасений, которые в беседе с журналистами были высказаны иерархом Русской Православной Церкви митрополитом Волоколамским Иларионом, что в сегодняшней Европе Библия может быть запрещена как «дискриминационная» книга, поскольку она учит нас тому, что Бог сотворил мужчину и женщину, что пол определяется рождением – тому, что противоречит установкам, пропагандируемым гендерной идеологией?

– Многие благонамеренные – но неосведомленные – люди могли бы подумать, что выдающийся русский архиерей использовал лишь сильные преувеличения, чтобы описать ситуацию со своей точки зрения. Однако в культурном приложении к газете «Политика» я прочитал простую фразу: «Все, что вы можете себе представить, уже произошло, так что даже Джонатан Свифт был бы поражен». Заявление американского сатирика относится к духовному состоянию современной Америки, но его также можно применить к Европе, где гонения на Библию и из-за Библии являются почти такой же древней традицией, как и она сама.

Христиан преследовали в первые века жизни Церкви Христовой. Потом страдали те, кто, кто уважал только первую, старую часть Библии – евреи, которых сначала убивали или изгоняли, а потом душили в газовых камерах. Из-за своего толкования Библии многие исчезали в результате погромов и гонений («Варфоломеевская ночь», инквизиция, европейские религиозные войны...). В то же время на Ближнем Востоке и на Балканах христиан жестоко пытали и убивали представители тогдашней версии ислама, хотя Коран признает и уважает христиан, а также евреев как «людей Книги», то есть людей Библии. Наконец, в современную эпоху миллионы людей были истреблены в Освенциме, Ясеноваце и многих, многих других концлагерях, на Колыме и на многих других «островах» архипелага ГУЛАГ. Большинство из них пострадали, помимо прочего (или больше всего), потому что они следовали Библии, ее учениям и этике, а значит, и Церкви, в которой и для которой Библия была написана, вдохновенная Богом, сохранена и истолкована.

На данный момент в Европе нет физических казней, но духовные – есть. Для христиан, а также и для всех искренне верующих людей, иудаистов и мусульман, и даже для представителей других великих мировых религий так называемая гендерная идеология является совершенно неприемлемой. Идея предложить мальчикам в детском саду носить платья вместо штанов, чтобы они могли сами решать, какого они пола, пока их дома ждут «два папы» или «две мамы», с точки зрения библейского учения чудовищная и даже демоническая.

Трагично, что в последнее время в нашей стране печатают книги для школьного и даже дошкольного возраста, которые воспитывают в этом духе наших детей. Будет ли преувеличением сказать, что это духовное убийство? Прежде всего, без реального понимания людей и без проверки на плебисците их настроений и волеизъявления навязываются и подсовываются законопроекты, которые призваны шаг за шагом привести к общественному признанию мнения, что гомосексуализм – это только вопрос индивидуального выбора, где нет места Творцу или человеческой природе, привести со временем к усыновлению детей так называемыми однополыми парами, задуманными как альтернатива браку и семье. Даже повторно вводят наказание за словесное оскорбление. Намерение состоит в том, чтобы запретить священникам проповедовать учение Церкви о святости брака за пределами храмов. Настоящая демократия! Итак, и в Сербии, безо всякого сомнения, есть круги, которые безоговорочно выступают за запрет библейского учения.

Синод Сербской Православной Церкви оценил проект закона об однополых союзах как неприемлемый, подчеркнув, что большинство его положений противоречат многовековому учению Церкви, и предложив, чтобы имущественные, правовые и другие вопросы партнеров в этих сообществах регулировались другими законами. Что в данном законопроекте является наиболее проблематичным для Церкви, и были ли учтены права партнеров в однополых союзах при составлении комментариев к его тексту?

– Синод выступил по этому поводу с заявлением, которое носило взвешенный, но вместе с тем ясный и недвусмысленный характер. Соответствующее предложение было предварительно направлено в Правительство. Мы не хотели из-за этого поднимать градус общественной дискуссии. Церковь – последняя, кто мог бы пожелать по какому-либо признаку разделять народ, который и без того искусно лишен возможности как следует ознакомиться с законопроектом и высказать о нём свое мнение. Конечно, мы не хотим, чтобы кто-либо из-за своих убеждений, личных предпочтений и тому подобного подвергался дискриминации при осуществлении своих прав.

Мы никого не отвергаем и не отгоняем из-за личных предпочтений или проблем любого рода. Напротив, мы готовы оказать духовную помощь и поддержку каждому. Однако мы не готовы, как некоторые ожидают, с энтузиазмом приветствовать пропаганду и рекламу греха в качестве желаемого поведения. Наше служение Богу и людям – это культ жизни, а не культ смерти. Мы убеждены, что закон об однополых союзах в предложенной форме не должен рассматриваться или быть принятым Народной Скупщиной.

– Как Вы, бывший декан и многолетний профессор Православного богословского факультета, относитесь к замечаниям части академического сообщества, будто автономия университета нарушается предлагаемыми поправками к закону о высшем образовании, предусматривающими право Священного Архиерейского Синода давать благословение профессорам Православного богословского факультета на преподавание (а также лишать этого благословения), что, кстати, имело место до сих пор?

– Спасибо, что говорите о части академического сообщества, а не об академическом сообществе в целом. Истина в том, что речь здесь идет не обо всех и не о какой-то монолитной группе. Недостаточно информированные люди и в самом деле полагают, будто те защищают демократические принципы и европейские ценности, что бы под этим ни подразумевалось. Но тем временем многие осознали, что это за ловушка – строго говоря, уловка. И поэтому они звонят профессорам нашего Богословского факультета, заявляя, что осознали, как сильно ими манипулировали. В первых рядах кампании против Православного богословского факультета и против Сербской Православной Церкви (всё во имя или под предлогом отделения Церкви от государства, светского характера нашего общества и университетской автономии) стоят, как правило, бывшие (или только бывшие?) марксисты и атеисты, заменившие свою прежнюю фразеологию на «европейскую», чисто «демократическую» фразеологию, причем среди них есть по крайней мере один человек, который когда-то носил одежду, напоминающую маоистскую одежду, такую как униформа периода китайской «культурной революции». Честно говоря, в некотором смысле я даже впечатлен их последовательностью, верностью своим идеям, которые в моих глазах – не что иное, как заблуждение. Мне кажется, что сегодня, если бы они могли, то были бы готовы делать то же самое, что их деды и отцы делали с 1945 года (кожаные куртки, ночные визиты, приговоры чрезвычайных судов...).

Что касается Православного богословского факультета – факультета, являющегося одним из основателей Белградского университета, то в его отношении они наверняка повторили бы бесславное деяние 1952 года, когда этот факультет был исключен из состава университета незаконным решением правительства того времени или – как выразилась Митра Митрович в своем акте – «ликвидирован» (этот термин явно был ассоциативно популярен среди правителей того времени). Сегодняшние сторонники подобных идей, конечно, не выступают настолько прямо: они сладкоречивы, уста их полны добрых «европейских» и «демократических» фраз; они притворяются и жеманятся; они, ради Бога, «господа», а не какие-то там «товарищи» Тито и компартии. Они заявляют, что не имеют ничего против Сербской Православной Церкви или принадлежности Богословского факультета к университету; они только предлагают, чтобы он находился вне всякого пагубного влияния Церкви, потому что она, по их мнению, некомпетентна в отношении своего собственного богословия, в то время как профессора естественных наук являются компетентными, особенно если они атеисты. Однако одному человеку среди них я отдаю должное за честность и открытость: он, по сути, заявляет, что богословский факультет следует просто-напросто исключить. Это называется Mitra rediviva! (rediviva – снова жива, и не «воскресла», потому что это звучит ненаучно и по-богословски, и не «обернулась», потому что это звучит суеверно и оскорбительно).

Команда преподавателей – коллективный автор нескольких петиций с десятками подписей – утверждает, что выступает таким образом в защиту автономии университета. Эта автономия – их неизменная мантра. Но как насчет автономии и прав отдельных факультетов, о которых также упоминают и Устав университета, и уставы факультетов? Являются ли факультеты филиалами университета, или университет представляет собой союз и семью автономных и свободных высших учебных заведений? Что мы будем делать дальше с конституционными и законными правами Церквей и религиозных общин в области просвещения и образования? Что мы будем делать с решением Конституционного суда Сербии, который в своё время вынес решение в пользу Богословского факультета, отклонив иск, основанный на тех же аргументах, которые предлагаются сегодняшними защитниками автономии Университета? Более того, Конституционный суд, подчеркивая отделение Церкви от государства, не только счел, что Церковь призвана и уполномочена регулировать жизнь и работу Богословского факультета, который является частью Университета, хотя его учредителем является государство, но и прямо разрешает и предоставляет Церкви право устанавливать условия самого процесса обучения и осуществления педагогической работы на Богословском факультете. При этом Конституционный суд использует международный технический термин missio canonica, то есть разрешение на осуществление педагогической работы. Это, конечно, вызывает мистический ужас у наших толкователей принципа светскости государства.

Так почему бы им не пойти в посольства Германии, Австрии, Испании, Польши, Румынии, Болгарии, Венгрии, Словакии, Хорватии, несомненно секулярной Франции и других стран и не вручить им петицию протеста за нарушение принципов светскости государства и автономии университетов в их странах? Что они за либералы и демократы, если защищают только Белградский университет? Конечно, гораздо более старые и известные университеты, даже Сорбонна, безусловно, находятся в гораздо большей опасности, чем он, поскольку в их практике тоже есть missio canonica. Между прочим, этот термин звучит мягко или, по старинке, благожелательно для наших последовательных демократов и ортодоксальных секуляристов, и они систематически избегают его использования, заменяя его на выражение «благословение». Желая быть остроумными, они притворяются неумелыми и иронично спрашивают: а откуда в Университете категория благословения? Где такое есть? Вот настоящий оксюморон: термин «благословение», имеющий только и исключительно положительное содержание, означающий доброе слово, проистекающее из доброго желания (сравнить греческое εὐλοϒία и латинское benedictio), является для них только и исключительно отрицательным термином, столь же злокачественным, как и Церковь, с которой он обязательно ассоциируется.

Если они не хотят или не осмеливаются обращаться в посольства стран, зарекомендовавших себя демократическими и, несомненно, светских, то почему бы им хотя бы не обратить внимание своих коллег из западных университетов на опасность, которая угрожает им веками, и которую те, к сожалению, не замечают? Чтобы выйти из неловкого положения, в которое сами себя поставили, они говорят нам, будто давать церковное благословение тем, кто изучает богословие, и тем, кто им преподает – это практика и традиция католических стран; следовательно, это не относится к нам как к стране православной традиции (вот, проснулась память у людей Православия, и я напоминаю им народную мудрость, что и недруг в беде бывает кумом, а чужак насильно может стать побратимом). Однако это чистой воды софистика и попытка вывернуться. На самом деле это неправда. До недавнего времени в Западной Европе было немного православных, поэтому они не могли быть представлены в университетах институционально, а могли быть представлены только индивидуально или в группах. Сегодня это уже не так. Например, в Мюнстерском университете имеется кафедра православного богословия, а в Мюнхенском университете – Институт православного богословия, и одни и те же принципы и правила применяются как к католикам, так и к православным. Избирательных законов и постановлений нигде не существует, поэтому двойные правовые стандарты немыслимы, особенно в западных странах.

Воспользуюсь представившейся возможностью, чтобы, для сравнения, обратиться к практике и традиции России. Там существуют духовные академии, находящиеся в ведении Русской Православной Церкви, и теологические факультеты – или, по крайней мере, теологические кафедры – в рамках различных университетов (конечно, не всех). В духовных академиях все находится под благословением и опекой Церкви, в то время как по природе вещей и по русской академической традиции Церковь не имеет власти над университетами. Но она по-прежнему имеет право и обязанность проверять, утверждая или не утверждая программы по теологии в университетах, в которых они есть. Университеты, в которых имеются теологические факультеты или программы, должны получать двойную аккредитацию – государственную и церковную. Следовательно, в России богословие преподается с благословения и одобрения Церкви. Разница между западной и российской моделями заключается в том, что на Западе одобрение (missio canonica) дается заранее с возможностью отказа по доктринальным или этическим соображениям, тогда как в России оно дается в конце путем аккредитации или признания полученной ученой степени. Факультеты исламского богословия, которые существуют в регионах со значительной долей мусульманского населения и в регионах с преобладающим мусульманским населением, в российских университетах также пользуются полностью равноправным статусом. Нравится это отечественным теоретикам светского государства или нет, но современная Россия является демократическим и светским государством, однако нам есть чему поучиться на примере ее модели кооперационного отделения Церкви от государства. Короче говоря, наши теоретики, о которых здесь идет речь, живут в этом веке, но они не из этого века. Я не презираю их, но они вызывают у меня жалость. Они по-донкихотски штурмуют не ту мельницу. Это рецидив безвозвратно ушедшего прошлого.

– Под большой шум СМИ Сербская Православная Церковь мирно и без шума избрала нового главу, Патриарха Порфирия, Ваше духовное чадо. Накануне, что уже превратилось в традицию перед церковными соборами, журналисты писали о разделении в Сербской Церкви, об имеющихся в ней течениях и противоборствующих сторонах. Каково Ваше впечатление: находятся ли основные источники таких оценок вне Церкви или внутри нее?

– Конечно, вне Церкви, с некоторым участием небольших внутрицерковных групп. Тот факт, что Патриарх получил поддержку более двух третей участников Собора при голосовании в первом туре, в достаточной мере свидетельствует о том, что в Церкви нет разделения. Некоторые епископы, в том числе и те, кто за него не голосовал, громко и радостно воскликнули: «Аксиос! Достоин!» Естественно, что у некоторых архиереев, у каждого по своим причинам, были и другие «фавориты». Однако те еще до Собора осознавали, что митрополит Порфирий обладает всеми качествами, которые должны украшать того, кто восседает на престоле святого Саввы. Поэтому Сам Бог благословил Собор, нашу Церковь и наш народ, жребием подтвердив высказанное голосованием мнение епископата.

К сожалению, все еще есть (и будут) СМИ, которые, в конечном итоге, хотят видеть между епископами конфликты – не законное и неизбежное различие мнений, не недопонимание и разногласия, присущие ограниченной человеческой природе, но только и исключительно острые разделения и конфликты. Независимо от того, получают ли они инструкции от кругов, не имеющих отношения к СМИ, или пишут по собственной воле и разумению, такие представители публицистики вызывают сожаление. Я считаю, что, по крайней мере, некоторым из них приходится нелегко, когда они предстают перед зеркалом собственной совести. Ради них повторяю древнее и мудрое правило жизни и деятельности Церкви: «В главном – единство, во второстепенном – свобода, во всём – любовь».

– Наблюдаются ли признаки, что могли начаться переговоры с иерархами Сербской Православной Церкви о разрешении вопроса статуса «Македонской Православной Церкви»? Утверждается, что премьер-министр Северной Македонии Зоран Заев, поздравляя Патриарха Порфирия с избранием на престол Сербских первоиерархов, попросил Патриарха Сербского выступить за диалог и поиски урегулирования канонического статуса МПЦ, хотя в предыдущие годы такие просьбы направлялись (по причинам скорее политическим, нежели каноническим) Вселенскому Патриарху Варфоломею и даже Болгарской Православной Церкви...

– Святейшему Патриарху и нам, другим иерархам Сербской Православной Церкви, никто, даже г. Заев, не должен напоминать о диалоге и к нему поощрять. Диалог является евангельским и единственно возможным способом преодоления раскола, который продолжается более полувека между несколькими епископами в Северной Македонии, с одной стороны, и Сербской Православной Церковью и всеми другими Поместными Православными Церквами, с другой. Наша сторона, назовём её так, не только прилагала все усилия к тому, чтобы решить проблему раскола 1967 года путем диалога, а не канонических прещений (лишения духовного сана), отлучений и анафем, но и осталась братолюбиво верна принципу диалога, даже когда собеседники выступали «с позиции силы» (впрочем, фиктивной), заявляя, что они заранее признаю́т только одну цель и только один результат диалога, чем, по их мнению, должно было явиться безусловное признание их самопровозглашенного автокефального статуса. Разве это не напоминает нам позицию самопровозглашенного «государства Косово», которое считает, что как брюссельский, так и любой другой диалог с Сербией имеет лишь одну цель и один результат – безоговорочное признание его государственности и независимости?

Единственное условие было выдвинуто с нашей стороны в ходе диалога: диалог не может осуществляться, пока государство продолжает преследование канонического Архиепископа Иоанна и всей канонической Охридской Архиепископии, единственной общеправославно признанной Православной Церкви в Северной Македонии, причём раскольническая иерархия эти репрессии не только не осудила, но и одобряла их. К сожалению, вместо того, чтобы после относительного ослабления преследования продолжить диалог, пребывающая в расколе иерархия попыталась, как Вы уместно заметили, обходным путём, через Константинопольский Патриархат и Болгарскую Православную Церковь, осуществить, хотя бы частично, свою цель. Константинопольский Патриархат на просьбы из Скопье реагировал весьма осторожно и сдержанно, как и Болгарская Церковь. В этом контексте я бы задал иерархии в скопском расколе – искренне, поистине братолюбиво – вопрос: «Делаете ли вы какие-либо выводы из церковной ситуации на Украине?» Понимаете ли, что Московский Патриархат дал своей Церкви на Украине, а что ей дал – и отнял! – Константинопольский Патриархат? Понимаете ли, что вам Нишским соглашением дала Сербская Церковь, а что вам предложит Константинопольский Патриархат? Понимаете ли, что и вы должны будете какие-то святыни передать Константинополю как ставропигии, потому что реально они греческие, византийские святыни – такие как монастырь Нерези неподалеку от Скопье, а также и некоторые другие, включая и сербские святыни Неманичей? Понимаете ли вы, в конце концов, что вам придется уступить все свои епархии и церковные общины в диаспоре Константинополю (отмечу, что Нишское соглашение, то есть любовь и понимание Сербской Церкви, также признает компетенцию в диаспоре)?

Помимо открытости к диалогу и доброй воли «другая сторона» должна быть свободной от притеснения и инструктирования со стороны светских властей и готовой принять решение, которое было бы исключительно в духе канонического церковного порядка, являлось бы нацеленным на единство и благополучие Церкви. Приветствуется любой доброжелательный разговор без заранее организованного или заказного шантажа и ультиматумов, разговор, который мог бы создать условия для восстановления церковного единства. Мы не должны забывать, что нынешний архиепископ Охридский Иоанн претерпел страдания и принес большие жертвы ради этого единства, не устрашившись многолетнего заключения, чтобы сохранить свободу во Христе. Он был не одинок в своем исповедническом подвиге: епископы, священники, монахи, монахини и верующие канонической Охридской архиепископии также подвергались преследованиям, угрозам, запугиванию и даже арестам, но остались непреклонны. Сегодня, как мне кажется, обстоятельства существенно изменились: никому в Северной Македонии больше не угрожают преследованиями или унижением из-за его церковной принадлежности. И ни у кого нет оправдания, что у него Церковь не на первом месте. А если Церковь превыше всего, то это будет благословением во всех делах и победой над многими искушениями, которым мы все подвержены.

– В эти дни можно было услышать заявления Русской Православной Церкви, а также и Иерусалимского Патриархата о том, что рассматривается возможность проведения новой встречи представителей Поместных Православных Церквей, подобной состоявшейся в Аммане (в которой участвовала и Сербская Церковь). Также прозвучало мнение Москвы, что больше нет необходимости сохранять практику созыва таких собраний Вселенским Патриархом, поскольку он лишился статуса первого среди равных из-за своей поддержки украинских раскольников. Как Вы оцениваете эти призывы, а также замечание в отношении Вселенского Патриарха?

– Переговоры о преодолении этой проблемы нужны. Они должны проводиться в разных форматах, двусторонних и многосторонних, и наиболее целесообразным и наиболее плодотворным был бы соборный, всеправославный. Однако Константинопольский Патриарх пока отказывается созвать Всеправославный собор, поскольку, согласно его интерпретации, он так или иначе как первый среди равных епископ Православной Церкви имеет право действовать независимо и самовластно по вопросам юрисдикции и автокефалии Поместных Церквей, не считаясь с их мнением, даже если оно совпадает с мнением большинства или является всеобщим. Знакомо, не правда ли? К сожалению, подобная риторика с берегов Босфора слишком напоминает риторику с берегов Тибра в Италии. «Новый Рим», Константинополь, Царьград, сегодня Стамбул словно хочет стать точной копией «старого Рима» в церковном смысле, а именно копией его папского издания второго тысячелетия христианской эры, которое Православная Церковь, возглавляемая именно Константинопольским Патриархатом, по достоинству получившим наименование «Великой Церкви Христовой», никогда не принимала и, убежден, не примет и в будущем.

Более того, некоторые константинопольские богословы отстаивают тезис, будто никто, кроме Вселенского Патриарха, не имеет права созывать всеправославные или межправославные соборы. Этот тезис, конечно, не имеет основания ни в богословии, ни в истории Церкви. Большинство Вселенских соборов прошлого созывались не Константинопольским Патриархом, и это факт, что на Вселенских соборах некоторых римских пап и некоторых константинопольских патриархов судили за ересь или погрешения в вере. Если бы Константинопольская Церковь действительно имела вселенскую или универсальную юрисдикцию и монополию на созыв Поместных и Вселенских соборов, никогда бы не созывался ни один собор, на котором папа или константинопольский патриарх сидели бы на скамье подсудимых, причём не за дисциплинарный проступок или преступление против нравственности, а за самое серьезное догматическое нарушение, за отступничество от истинной веры. Таким образом, Иерусалимский Патриарх с его авторитетом епископа Святого града Иерусалима и авторитетом своей Церкви как старейшей Апостольской Церкви, охраняющей величайшие святыни Святой Земли, имеет возможность и право созывать других Патриархов и других Предстоятелей Церквей для преодоления возникающих проблем и сохранения единства Церкви, если уже первый среди равных Патриарх их созывать не хочет.

Здесь возникает вопрос: какова природа первенства первого по рангу епископа? Является ли это первенством власти или первенством чести? Является ли Вселенский Патриарх первым ex sese (сам по себе), de jure divino (по божественному праву) или по воле Церкви, исходя из исторических, а не строго богословских факторов? Стоит он выше Собора епископов или является председателем Собора и, следовательно, его членом? У Православной Церкви есть только один ответ на все эти вопросы, ясный и недвусмысленный: в Церкви нет первенства власти; первым по чести епископ стал им волею Церкви, обусловленной историческими причинами, и он, в конце концов, не выше Собора. Одним словом, он primus inter pares (первый среди равных), но ни в коем случае не primus sine paribus (первый без равных), как гласит новая неопапистская теория некоторых теологов. Несмотря на все сказанное, Архиепископ Константинопольский, Нового Рима и Вселенский Патриарх, как звучит его полный официальный титул, не утратил статус первого среди равных, то есть первенство чести. Более того, он не может его потерять, кроме как на каком-нибудь новом вселенском соборе, если, конечно, такой собор вдруг принял бы такое решение. Потому что он такое первенство получил по решению состоявшегося в 381 году в Константинополе Второго Вселенского Собора, 3-е правило которого гласит: «Константинопольский епископ да имеет преимущество чести по римском епископе, потому что град оный есть новый Рим». Данное правило было подтверждено и подкреплено 28-м правилом Четвертого Вселенского Собора, состоявшегося в 451 году в Халкидоне близ Константинополя, которое гласит: «...мы определяем и поставляем о преимуществах святейшей Церкви тогожде Константинополя, нового Рима (...), праведно рассудив да град, получивший честь быти градом Царя и Синклита, и имеющий равные преимущества с ветхим царственным Римом, и в церковных делах возвеличен будет подобно тому, и будет второй по нем».

Именно так – на основе государственно-политической действительности (Новый Рим, город императора и Сената), а не на основе догматического, экклесиологического императива, как умствуют наши новые последователи официальной римско-католической концепции первенства – небольшой епархии с центром в городке Византион, суфраганской епархии Ираклийской митрополии, на самом высоком уровне был усвоен ранг первенствующей Церкви Востока, так что первенство Рима было распространено на Новый Рим. В государственно-правовой теории и идеологии Римской империи оба города на самом деле рассматривались как две части единой столицы. Толкуя значение преимущества (первенства) в Церкви, блаженнопочивший епископ Афанасий (Евтич) писал, что первенство в Церкви, несомненно, существует и должно существовать, но никогда не должно нарушать соборную полноту каждой Православной Церкви. Следовательно, первенство не означает власть над Церквами, но является важным элементом их соборной природы. Я пытался – не знаю, насколько успешно – донести до читателей газеты «Политика» самым простым и понятным способом хотя бы некоторые важные доктринальные аспекты нашей веры «во Единую Святую, Соборную и Апостольскую Церковь» – веры, которую мы сами, кажется, предаем, когда сквозь туман тщеславия, амбиций, предрассудков, геополитической (нецерковной) ангажированности и других нематериальных идолов мы не можем или не хотим видеть неувядающий свет божественной истины, которая одна лишь может освободить нас от наших трагических заблуждений и страстей.

Подведем итог ответу на вторую часть вашего вопроса. Низшая инстанция не может оспаривать, не говоря уже о том, чтобы отменить решения высшей инстанции. Ею в Церкви является Вселенский собор, или, точнее, она сама через свой всеобщий собор. Таким образом, Вселенский Патриарх – несмотря на свой провал при неканоническом вмешательстве на канонической территории Московского Патриархата, которое расширило, углубило раскол на Украине, распространив его почти на все Православие, – не утратил своего истинного, признанного всеми Православными Церквами первенства чести и тех компетенций, которые канонически из него проистекают, однако, к сожалению, для многих в Православии, в большей или меньшей степени, он поставил под угрозу репутацию и доверие, которыми он пользовался до недавнего времени, как в отношении своего положения, так и в плане личного к себе отношения. И то, и другое (и репутацию и доверие), по моему глубочайшему убеждению, он может восстановить в мгновение ока – и не только восстановить, но и невообразимо преумножить – если публично заявит, что стал жертвой дезинформации украинских раскольников и манипуляций со стороны украинских властей, отменит признание так называемой Православной церкви Украины, восстанавливая единство Православия и поощряя диалог всех со всеми. Такой его жест показал бы всем в мире, в чем состоит содержание первенства согласно православному пониманию: это бескомпромиссное служение единству Церкви, где первопрестольная Церковь играет роль вдохновителя, посредника и координатора, и не единоличного распорядителя.

Господь Христос учит нас Сам и Своими словами, что те, которые добровольно и из любви являются последними, становятся перед Богом первыми, а те, которые любой ценой хотят стать первыми, неизбежно становятся последними перед Богом и перед людьми. Являясь на протяжении многих лет одним из скромных сотрудников Святейшего Патриарха Варфоломея в области межправославных и всеправославных дел (среди прочего, в преодолении раскола в Болгарской Православной Церкви на Великом Соборе в Софии, председательствуя на котором, он совершил великую историческую работу по исцелению душевных ран и примирению между братьями), я осмеливаюсь завершить эти размышления – возможно, нескромно, но в любом случае искренне, с любовью и уважением к его личности и служению – воззванием к Богу и призывом к нему, Вселенскому Патриарху, быть на высоте своего призвания и своих обязанностей, сделать выбор, достойный его святых и великих предшественников, устранить все скалы соблазна и каждый камень преткновения, стереть каждую причиненную болью раскола слезу и страдания, вызванные раскольническим насилием на Украине и не только на Украине. Если он хочет, он может это сделать. Сие же буди, буди! Дай Бог, чтобы так было!


Епископ бачки Иринеј: Интервју дат листу Политика

1. Има ли разлога за бојазан коју је у разговору с новинарима изнео архијереј Руске Православне Цркве, Митрополит волоколамски Иларион, да би у садашњој Европи Библија могла да буде забрањена као „дискриминаторна“ јер учи о томе да је Бог створио мушкарца и жену, да су полови одређени рођењем, што је супротно ставовима које промовише родна идеологија?

Многи добронамерни – а неупућени – људи би помислили да је угледни руски архијереј само употребио снажну хиперболу да из свог угла опише ситуацију. Али, у културном додатку „Политике“ прочитах једноставну реченицу: „Све што можете да замислите већ се догодило, да би запрепашћен био и Џонатан Свифт“. Исказ америчке сатиричарке се односи на стање духа у данашњој Америци, али се може применити и на Европу, где су прогони Библије и због Библије скоро традиција, старa готово колико и она сама. Прогањани су хришћани у првим вековима живота Цркве Христове. Страдали су потом они који поштују само први, старији део Библије, Јевреји, испрва убијани или протеривани, а доцније гушени у гасним коморама. Многи су због свог тумачења Библије нестајали у погромима и прогонима („Вартоломејска ноћ”, инквизиција, европски верски ратови...). Истовремено, на Блиском Истоку и на Балкану сурово су мучени и убијани хришћани од припадникâ тадашње верзије ислама, иако и њих, као и Јевреје, Коран познаје и поштује као „људе Књиге”, што ће рећи као људе Библије. Најзад, у новије време су милиони људи истребљивани у Аушвицу, Јасеновцу и многим, премногим другим логорима смрти, у Колими и на многим другим „острвима” Архипелага Гулаг. Већина њих су страдали, између осталог (или пре свега другог), зато што су следили Библију, њено учење и њену етику, а самим тим и Цркву, у којој и ради које је Библија богонадахнуто написана, сачувана и тумачена.

Тренутно се у Европи не врше физичке егзекуције, али духовне – да. За хришћане, али и за све искрено верујуће људе, Јевреје и муслимане, па и за припаднике других великих светских религија, такозвана родна идеологија је потпуно неприхватљива. Са становишта библијског учења идеја да се дечачићима у вртићу нуди да обуку хаљинице уместо панталоница како би сами могли да одлуче ког су пола, док их код куће чекају „двојица тата” или „две маме”, монструозна је, чак демонска. Трагично је да се у последње време и код нас штампају књиге за школски, па и предшколски узраст којима нашу децу индоктринирају у овом духу. Да ли је претерано рећи да је то духовно убиство? Поврх свега, без реалног увида народа и без плебисцитарне провере његовог расположења и хтења намећу се и подмећу законски пројекти који, корак по корак, треба да доведу до општедруштвеног прихватања става да је хомосексуалност само ствар личног избора, где нема места ни за Творца ни за људску природу, а временом и да доведе до усвајања деце у такозваним истополним заједницама, замишљеним као алтернатива браку и породици. Чак се поново уводи вербални деликт. Иде се до намере да се свештеницима законом забрани да изван храмова проповедају учење Цркве о светости брака. Демократија, нема шта! Значи, и у Србији без икакве сумње постоје кругови који би да имплицитно забране библијско учење.

2. Синод Српске Православне Цркве је оценио као неприхватљив Предлог закона о истополним заједницама, истичући да је већина одредби у супротности са вековним учењем Цркве, предлажући да се имовинска, правна и друга питања партнера у овим заједницама решавају кроз друге законе. Шта је у Предлогу закона за Цркву најпроблематичније и да ли су, приликом састављања примедби на његов текст, узета у обзир и права партнера у оваквим заједницама?

Синод се по овом питању огласио Саопштењем за јавност које је одмерено, али јасно и недвосмислено. Претходно је Влади упућен одговарајући предлог. Нисмо желели да подижемо температуру у јавности због овога. Црква је последња која жели да, по било ком основу, дели народ, иначе вешто ускраћен за могућност да се добро упозна са предлогом и да се о њему изјасни. Наравно да не желимо да било ко буде дискриминисан у остваривању својих права због својих уверења, личних склоности и томе слично.

Никога не одбацујемо нити проскрибујемо због личних склоности или проблема било које врсте. Напротив, спремни смо да пружимо духовну помоћ и потпору свакоме. Нисмо, међутим, спремни да поздравимо, и то, како неки очекују, са одушевљењем, пропагирање и рекламирање греха као пожељног. Наше служење Богу и људима представља култ живота, а не култ смрти. Уверени смо да закон о истополним заједницама, у понуђеном облику, не треба да дође пред Народну скупштину нити да буде изгласан.

3. Како, као некадашњи декан и дугогодишњи професор Православног богословског факултета, гледате на примедбе дела академске заједнице да се нарушава аутономија Универзитета предложеним изменама Закона о високом образовању, којима се предвиђа да Свети Архијерејски Синод даје (али и ускраћује) благослов професорима за предавање на Православном богословском факултету, што је, иначе, и до сада био случај?

Хвала вам што говорите о дêлу академске заједнице, а не о академској заједници. Истина је: не ради се о свима нити о монолитној групи. Појединци, недовољно обавештени, стварно мисле да бране демократска начела и европске вредности, ма шта се под њима подразумевало. Али многи су у међувремену схватили о каквој се замци – стриктно говорећи, подметачини – ради, те се јављају професорима нашег Богословског факултета и кажу им да су увидели колико су били изманипулисани. У првим редовима кампање против Православног богословског факултета и против Српске Православне Цркве, све у име или под изговором одвојености Цркве и државе, секуларног карактера нашег друштва и аутономије универзитета, налазе се, по правилу, бивши (да ли само бивши?) марксисти и атеисти који су своју некадашњу фразеологију заменили „европејском”, чисто „демократском” фразеологијом, а међу њима постоји и најмање једна особа која је својевремено носила одећу на подобије маоистичке одеће, типа униформе, из времена кинеске „културне револуције”. Искрено говорећи, мени, на неки начин, чак импонује њихова доследност, верност својим идејама, које иначе у мојим очима нису друго до заблуде. Када би могли, они би данас, чини ми се, били у стању да раде исто што су њихови дедови и очеви радили од 1945. године па надаље (кожни мантили, ноћне посете, пресуде „по кратком поступку”...).

У односу на Православни богословски факултет, факултет који је један од оснивача београдског Универзитета, сигурно би поновили неславни поступак из 1952. године, када је он, незаконитом одлуком тадашње владе, избачен са Универзитета или, како се у свом акту изразила Митра Митровић, ликвидиран (тај израз је, очигледно, у оно време код властодржаца био асоцијативно популаран). Данашњи носиоци оваквих замисли нису, разуме се, тако директни: они су слаткоречиви, уста су им пуна умилних „европских” и „демократских” фраза; они се претварају и пренемажу; они су, забога, господа, а не тамо неки другови по Титу и Партији. Они тврде да немају ништа ни против Српске Православне Цркве ни против припадности Богословског факултета Универзитету; само предлажу да он буде ван било каквог малигног утицаја Цркве, јер је она, по њима, нестручна за властиту теологију, док су професори природних наука стручни, поготову ако су атеисти. Једној особи из те бранше ипак одајем признање за искреност и отвореност: она, наиме, изјављује да Богословски факултет треба просто-напросто избацити. То се зове Mitra rediviva! (rediviva је поново жива, не васкрсла јер то звучи ненаучно и теолошки, а ни повампирена јер то звучи сујеверно и увредљиво).

Професорска петицијашка екипа, колективни аутор више петиција са десетинама потписа, каже да је посреди одбрана аутономије Универзитета. Та аутономија им је стална мантра. Али шта ћемо са аутономијом и правима појединачних факултета, о чему такође има речи у Статуту Универзитета и у факултетским статутима? Да ли су факултети испоставе Универзитета или Универзитет представља заједницу и породицу аутономних и слободних високошколских установа? Шта ћемо, даље, са уставним и законским правима Цркава и верских заједница у домену просвете и образовања? Шта ћемо са одлуком Уставног суда Србије који је својевремено пресудио у корист Богословског факултета, а одбацио тужбу засновану на истим аргументима које нуде и данашњи браниоци аутономије Универзитета? Уставни суд је, штавише, истичући кооперативну одвојеност Цркве и државе, не само сматрао да је и Црква позвана и надлежна да регулише живот и рад Богословског факултета који се налази у саставу Универзитета, иако је његов оснивач држава, него директно дозвољава и одобрава Цркви право да поставља услове и за сâмо студирање и за вршење наставничке службе на Богословском факултету. Притом Уставни суд користи међународни технички термин missio canonica, тојест одобрење за вршење наставничке службе. То, наравно, изазива мистички ужас код наших тумача начела секуларности државе.

Па зашто онда не отиду у амбасаде Немачке, Аустрије, Шпаније, Пољске, Румуније, Бугарске, Мађарске, Словачке, Хрватске, гарантовано секуларне Француске и других земаља и уруче им протестну петицију због кршења начела секуларности државе и аутономије универзитетâ у њиховим земљама? Какви су они либерали и демократе када бране само Универзитет у Београду? Од њега су, јамачно, у далеко већој опасности много старији и познатији универзитети, чак и Сорбона, будући да и у њиховој пракси постоји missio canonica. Узгред буди речено, тај термин нашим доследним демократама и ортодоксним секуларистима звучи бенигно или, по старински, доброћудно, те га систематски избегавају и замењују изразом благослов. У жељи да буду духовити, праве се невешти и иронично питају: откуд на Универзитету категорија благослова? Где то има? Ево нам правог оксиморона: појам који има само и искључиво позитиван садржај – благослов значи добру реч насталу из добре жеље (сравнимо грчко евлогиа и латинско benedictio) – за њих је само и искључиво негативан појам, злоћудан колико и Црква на коју нужно асоцира.

Уколико пак не желе или не смеју да се обрате амбасадама доказано демократских и несумњиво секуларних земаља, зашто писмом макар не скрену пажњу својим колегама на западним универзитетима на опасност која им вековима прети, а они је, нажалост, и не примећују? Да би се извукли из нелагодног положаја у који су сами себе довели, кажу нам: давање црквеног благослова онима који студирају теологију и онима који им предају представља праксу и традицију католичких земаља; према томе, она за нас као земљу православне традиције не важи (гле, сетили се људи Православља, а ја их подсећам на народну мудрост изражену у овим стиховима: „Ој Турчине, за невољу куме; аој Влаше, силом побратиме!”). Ово је, међутим, пуки софизам и покушај врдања. Уствари, ово је неистина. У Западној Европи донедавно није било много православних, па нису ни могли бити заступљени на универзитетима институционално него само индивидуално или групно. Данас није више тако. На универзитету у Минстеру, например, постоји катедра православне теологије, а на универзитету у Минхену одсек православне теологије, и иста начела и правила важе и за римокатолике и за православне. Селективни закони и прописи не постоје нигде, те су двоструки правни аршини незамисливи пре свега у западним земљама.

Користим сада прилику да се, поређења ради, осврнем и на праксу и традицију Русије. Тамо постоје духовне академије, у надлежности Руске Православне Цркве, и теолошки факултети – или бар теолошке катедре и одсеци – у оквиру разних универзитета (не свих, наравно). На духовним академијама све је под благословом и под старањем Цркве, док, по природи ствари и по руској академској традицији, Црква нема никакву ингеренцију на универзитетима. Али има, ипак, право и дужност да проверава и одобрава или не одобрава богословске програме на универзитетима који их имају. Универзитети који имају богословске факултете или програме дужни су да траже двојну акредитацију, државну и црквену. Следствено, и у Русији се богословље предаје са благословом и одобрењем Цркве. Разлика између западног и руског модела састоји се у томе што се на Западу одобрење (missio canonica) даје унапред, са могућношћу да из доктринарних или етичких разлога буде ускраћено, док се у Русији даје на крају, акредитацијом или признавањем стеченог академског степена. Потпуно равноправан статус на руским универзитетима имају и исламски богословски факултети, који постоје у срединама са знатним процентом муслиманског становништва и у већински муслиманским областима. Свиђало се то или не свиђало домаћим теоретичарима секуларне државе, и савремена Русија је демократска и секуларна држава, али се из њеног модела кооперативне одвојености Цркве и државе имамо чему научити. Укратко, наши теоретичари о којима је овде реч живе у овом веку, али нису из овог века. Ја их не презирем, али их жалим. Они донкихотски јуришају на погрешну ветрењачу. Они су рецидив неповратне прошлости.

4. Уз велику медијску буку, Српска Православна Црква, мирно и без буке, изабрала је новог поглавара, Ваше духовно чедо, патријарха Порфирија. Данима пре тога, што је постало манир пред црквене Саборе, писало се о подељености у Српској Цркви, струјама, супротстављеним странама. Какав је Ваш утисак: да ли су главни извори таквих оцена ван Цркве или унутар ње?

Свакако ван Цркве, уз извесно учешће минорних група унутар Цркве. Чињеница да је Патријарх на гласању у првом кругу добио више него двотрећинску подршку чланова Сабора довољно говори да поделе у Цркви нема. Епископи су по избору, укључујући и оне који нису гласали за њега, снажно и са радошћу узвикнули: „Аксиос! Достојан!” Природно је што су неки од архијереја, свако из својих разлога, имали друге „фаворите”. Али и они су, већ пре Сабора, били свесни тога да митрополит Порфирије има највише особина које треба да красе онога ко се налази на трону Светога Саве. Зато је и Сâм Бог благословио Сабор, нашу Цркву и наш народ, жребом потврдивши гласовима исказано мишљење епископата.

Нажалост, има још – и биће – медија који пошто-пото хоће да виде сукобе међу епископима, не легитимне и неизбежне разлике у мишљењима, не неспоразуме и несугласице својствене ограниченој људској природи, него само и искључиво оштре поделе и сукобе. Било да су инструисани од кругова који нису медијски било да пишу по својој вољи и памети, такви посленици јавне речи су за жаљење. Верујем да бар некима од њих није лако када стану пред огледало своје савести. Ради таквих ћу поновити древно и мудро правило живота и делања у Цркви: у ономе што је неопходно – јединство, у ономе што је неизвесно – слобода, а у свему – љубав.

5. Да ли има наговештаја да би могли почети разговори са архијерејима Српске Православне Цркве о решавању статуса „Македонске Православне Цркве“? Наводно је премијер Северне Македоније Зоран Заев, честитајући избор у трон српских првојерараха патријарху Порфирију, замолио да се српски Патријарх заложи за дијалог и тражење решења канонског статуса МПЦ, док су претходних година такви захтеви са ове адресе упућивани, више из политичких него из канонских разлога, Васељенском Патријарху Вартоломеју, па и Бугарској Православној Цркви...

Његову Светост Патријарха и нас, остале архијереје Српске Православне Цркве, нико, па ни г. Заев, не мора да подсећа и подстиче на дијалог. Дијалог и јесте јеванђелски и једини могући пут и начин да буде превазиђен раскол који траје, ево већ више од пола столећа, између једног броја епископа у Северној Македонији, с једне стране, и Српске Православне Цркве и свих осталих помесних Православних Цркава, са друге стране. Наша страна, тако да је назовемо, не само да је улагала све напоре да проблем раскола из 1967. године реши дијалогом, а не канонским свргнућима (рашчињењима), екскомуникацијама и анатемама, него је дијалошком начелу братољубиво остала верна и тада када су саговорници наступали „са позицијâ силе” (иначе фиктивне) говорећи да они признају, унапред, само једну сврху и само један исход дијалога, а то је, по њима, безусловно признање њиховог самопроглашеног аутокефалног статуса. Зар нас овај став не подсећа на став самопроглашене „државе Косово” да бриселски и сваки други дијалог са Србијом има само једну сврху и само један исход, а то је, по њој, безусловно признање њене државности и независности?

Једини услов наше стране искрсао је у току дијалога: не може се водити дијалог док траје државна репресија над канонским Архиепископом охридским г. Јованом и читавом канонском Охридском Архиепископијом, једином свеправославно признатом Православном Црквом у Северној Македонији, при чему јерархија у расколу не само да није осудила репресију него ју је и одобравала. Нажалост, уместо да, по релативном престанку репресије, настави дијалог, јерархија у расколу је покушала да, као што сте умесно запазили, около-наоколо, преко Цариградске Патријаршије и Бугарске Православне Цркве, оствари, бар делимично, свој циљ. Цариградска Патријаршија је на молбе из Скопља реаговала веома опрезно и уздржано, Бугарска Црква такође. У овом контексту бих – искрено, истински братољубиво – јерархији у скопском расколу поставио питање: да ли ишта закључујете из црквене ситуације у Украјини? Да ли схватате шта је Московска Патријаршија дала својој Цркви у Украјини, а шта јој је дала – и одузела! – Цариградска Патријаршија? Да ли схватате шта вам је Нишким споразумом дала Српска Црква, а шта ће вам понудити Цариградска Патријаршија? Да ли схватате да ћете и ви морати да неке светиње предате Цариграду као ставропигије, јер реално и јесу грчке, византијске светиње, попут манастира Нерези крај Скопља, као и неке друге, укључујући и немањићке, српске светиње? Да ли, најзад или најпре, схватате да ћете све своје епархије и црквене општине у расејању морати да уступите Цариграду? (Напомињем да вам Нишки споразум, односно љубав и разумевање Српске Цркве, признаје и надлежности у дијаспори.)

Поред отворености за дијалог и добре воље потребно је да и „друга страна” буде слободна, без притисака и инструкција световних власти, и спремна да прихвати решење које би било искључиво у духу канонског црквеног поретка и имало за циљ јединство и добробит Цркве. Добродошао је сваки разговор добре воље, без унапред спремљених или наручених уцена и ултиматума, разговор који би могао да обезбеди услове за васпостављање црквеног јединства. Не треба да заборавимо да је данашњи архиепископ охридски Јован за то јединство претрпео велика страдања и жртве, не уплашивши се вишегодишњег тамновања ради очувања слободе у Христу. У свом исповедничком подвигу није био усамљен: епископи, свештеници, монаси, монахиње и верници канонске Охридске Архиепископије такође су били изложени шиканирањима, претњама, застрашивању, чак и хапшењима, и нису поклекли. Данас су, верујем, околности битно другачије: ником у Северној Македонији не прети више гоњење или понижавање због његове црквене припадности. И нико нема изговора ако му Црква није на првом месту. Ако пак јесте, то ће бити благослов и на свим другим пољима и победа над многим искушењима којима смо сви изложени.

6. Ових дана могле су се чути најаве из Руске Православне Цркве, али и из Јерусалимске Патријаршије, да се размишља о новом састанку представникâ помесних Православних Цркава, попут оног одржаног у Аману, на којем је учествовала и Српска Црква, као и оцена Москве да више није неопходно одржавати праксу да таква сабрања сазива васељенски Патријарх јер је због подршке украјинским расколницима изгубио статус првог међу једнакима. Како гледате на ове позиве, али и опаску која се тиче васељенског Патријарха?

Разговори о превазилажењу овог проблема су нужни. Треба их водити у различитим форматима, билатералном и мултилатералном, а најцелисходнији и најплодотворнији формат би био онај саборни, свеправославни. Свеправославно саветовање одбија, међутим, до даљњега, да сазове цариградски патријарх јер, према његовом тумачењу, он и овако и онако, као први по рангу епископ Православне Цркве, има право да по питањима јурисдикције и аутокефалије помесних Цркава поступа самостално и самовласно, не обазирући се на њихово мишљење, чак и кад је већинско или свеопште. Звучи познато, зар не? Нажалост, оваква реторика са обалâ Босфора исувише подсећа на реторику са обала Тибра у Италији. „Нови Рим”, Константинопољ, Цариград, данас Истамбул, као да жели да у црквеном смислу буде верна копија „старог Рима”, и то копија његовог папског издања из другог хиљадугодишта хришћанске ере које Православна Црква, предвођена управо Цариградском Патријаршијом, названом с правом „Велика Христова Црква”, никад досад није прихватила, а уверен сам да ни у будућности неће прихватити.

Неки цариградски теолози заступају, штавише, тезу да свеправославне или пак међуправославне саборе нико осим Васељенског Патријарха и нема право да сазива. Ова теза, наравно, није утемељена ни у теологији ни у историји Цркве. Већину васељенских сабора из прошлости није сазвао цариградски патријарх, а чињеница је да је на васељенским саборима и појединим римским папама и појединим цариградским патријарсима било суђено за јерес или кривоверје. Да Цариградска Црква стварно има васељенску или универзалну јурисдикцију и монопол сазивања помесних и свеопштих сабора, никад и не би био сазван ниједан сабор на којем неки папа или неки цариградски патријарх седи на оптуженичкој клупи, и то не за дисциплински или морални преступ већ за најтежи догматски преступ, за отпадништво од праве вере. Стога јерусалимски патријарх, са својим ауторитетом епископа светога града Јерусалима и ауторитетом своје Цркве као најстарије апостолске Цркве која чува највеће светиње Свете Земље, има могућност и право да сазове друге патријархе и остале предстојатеље Цркава ради превазилажења искрслих проблема и очувања јединства Цркве – кад већ први по рангу патријарх неће да их сазове.

У овој тачки се суочавамо са питањем: какве је природе првенство првог по рангу епископа? Да ли је то првенство власти или првенство части? Да ли је Васељенски Патријарх први ex sese (по себи), de iure divino (по божанском праву), или вољом Цркве, притом на основу историјских, а не стриктно богословских чинилаца? Да ли је он изнад Сабора епископâ или је председник Сабора, дакле његов члан? На сва ова питања Православна Црква има само један одговор, експлицитан и недвосмислен: у Цркви не постоји првенство власти; први по части епископ је то вољом Цркве, условљеном историјским разлозима; најзад, он није изнад Сабора. Једном речју, он је primus inter pares (први међу једнакима), а никако primus sine paribus (први без једнаких), како гласи нова, неопапистичка теорија извесних теолога. И поред свега реченога, Архиепископ Константинопоља, Новога Рима, и Васељенски Патријарх, како му гласи пуна званична титула, није изгубио статус првог међу једнакима, односно првенство части. Не може га, штавише, ни изгубити осим на неком новом васељенском сабору, уколико би, разуме се, тај сабор евентуално донео такву одлуку. Јер, то првенство је он добио одлуком Другог васељенског сабора, одржаног године 381. у Цариграду, чији 3. канон гласи: „Епископ пак Константинопоља да има првенство части јер је овај град Нови Рим.” Овај канон је потврђен и оснажен 28. каноном Четвртог васељенског сабора, одржаног године 451. у Халкидону крај Цариграда, у којем се каже: „...Одређујемо и изгласавамо првенство најсветије Цркве истога Константинопоља, Новога Рима (...), просудивши да се град који је почаствован присуством цара и Сената у њему, и који ужива првенство једнако преимућству Старога царскога Рима, и у црквеним стварима велича као онај, будући други после њега.”

Тако је – на основу државно-политичких датости (Нови Рим, град цара и Сената), а не на основу догматског, еклисиолошког императива, како умују наши новопечени следбеници римокатоличког званичног поимања првенства – малој епархији са седиштем у градићу Византиону, суфраганој епископији подређеној Ираклијској митрополији, на највишем нивоу признат ранг прве Цркве Истока тако што је првенство Рима проширено и на Нови Рим. У државно-правној теорији и идеологији Римског Царства оба града су заправо сматрана за две половине исте престонице. Објашњавајући смисао примата (првенства) у Цркви, блаженопочивши владика Атанасије (Јевтић) пише да првенство у Цркви несумњиво постоји, и треба да постоји, али да оно никада не сме да повреди саборну пуноћу сваке Православне Цркве. Првенство, следствено, не значи власт над Црквама него битан елеменат њихове саборне природе. Покушао сам – не знам са колико успеха – да на што једноставнији и што разумљивији начин приближим читаоцима „Политике” макар неке важније доктринарне димензије наше вере „у Једну Свету Саборну и Апостолску Цркву”, вере коју, ево, ми сами као да изневеравамо када кроз маглуштину сујете, амбицијâ, предрасудâ, геополитичких (нецрквених) ангажмана и других нематеријалних идола не можемо или не желимо да угледамо незалазну светлост божанске истине, која нас једина може ослободити наших трагичних заблуда и страсти.

Да резимирам одговор на други део вашег питања. Нижа инстанца не може да оспори, акамоли да укине, одлуке највише инстанце. То је у Цркви васељенски сабор или, прецизније речено, она сама посредством свога свеопштег сабора. Стога Васељенски Патријарх – упркос свом промашају приликом неканонске интервенције на канонском простору Московске Патријаршије, чиме је раскол у Украјини продужен, продубљен и проширен на мал᾿тене свеколико Православље – није изгубио своје реално, од свих Православних Цркава признато првенство части и оне ингеренције које из њега канонски проистичу, али је, нажалост, код многих у Православљу у већој или мањој мери ставио на коцку углед и поверење које је донедавно уживао и по положају и као личност. И једно и друго, и углед и поверење, по мом најдубљем убеђењу, може да за трен ока поново стекне – и не само да стекне него и да неслућено повећа – ако јавно саопшти чињеницу да је био жртва дезинформацијâ украјинских расколника и манипулацијâ украјинских власти, па повуче признање такозване Православне Цркве Украјине, васпостави јединство Православља и подстакне дијалог свих са свима. Такав његов гест би свима у свету показао шта је садржај првенства по православном схватању: то је бескомпромисно служење јединству Цркве, при чему првопрестона Црква има улогу инспиратора, посредника и координатора, а не самца наредбодавца.

Господ Христос нас учи, Собом и Својим речима, да они који су добровољно и из љубави последњи постају пред Богом први, а да они који би да по сваку цену буду први неизбежно постају и пред Богом и пред људима – последњи. Као један од многогодишњих скромних сарадника Његове Светости патријарха Вартоломеја на пољу међуправославних и свеправославних послова (између осталог и на пољу превазилажења раскола у Бугарској Православној Цркви на Великом Сабору којим је у Софији он председавао и извршио велико, историјско дело исцељења духовних рана и помирења међу браћом), усуђујем се да ова размишљања – можда нескромно, али у сваком случају искрено, са љубављу и поштовањем према његовој личности и служби – закључим вапајем ка Богу и апелом на њега, Васељенског Патријарха, да и сада, као некада, буде на висини свога задатка и своје одговорности, да изврши избор достојан његових светих и великих претходника, да уклони сваку стену саблазни и сваки камен спотицања и да убрише сваку сузу изазвану болом због раскола и патњу због расколничког насиља у Украјини, али и не само у Украјини. Ако хоће, он то може. Сије же буди, буди! Дај Боже да тако буде!

Извор: www.politika.rs

Источник: Служба коммуникации ОВЦС